| Глава 4. Интересные они, ульмы эти. …В горах зябко. Да собирайся ты шустрее, старый сундук! Или ульма своего повеселить хочешь? - я кивнул на маленькое существо, сидящее с ногами прямо на широком столе. Оно не обращало никакого внимания на потасовку в комнате и, высунув от усердия язык, отсчитывало капли, скатывающиеся из тонкого носика реторты.
Интересные они, ульмы эти. Маленькие, как гномы, откуда берутся - никто не знает. Их можно только купить, и очень задорого. Потому как в хозяйстве - страсть, до чего полезны. Только раз стоит показать какую работу, и уж будет ее делать - лучше не придумаешь. Стоят дорого, и покупает их только тот, кто побогаче, да с нечистой силой не боится связываться. Чернокнижники, например, которые из известных.
Тут, перво-наперво, надо в лунную полночь черного козла зарезать по-тихому, чтобы он не взмемекнул. Иначе все попусту. А потом шкуру содрать и золотые, уж не знаю сколько, но много, в нее завернуть. И кладут такой сверток прямо на Пепельной Площади, на постамент, теплый еще после сожженного еретика или ведьмы какой. Между прочим, не упомню случая, чтобы кто-нибудь из городской шпаны этот сверток спер. Не решаются. Иной раз лежит поклажа по два-три месяца, как новенькая, и, главное дело, не тухнет. В это время людей на костер не возводят, в темницах гноят. А как пропал сверток, так к вечеру жди в доме свеженького ульма, а на поутру - очередное аутодафе, мол, место освободилось. Было дело, жил один доброхот. Завернул он в шкуру черного козла что-то. Не деньги, конечно. Не было у него золотых. Долго это на площади лежало. Так никого за это время и не спалили. А завонял предмет - стало ясно, что-то тут не так. Нашлись смельчаки из монашеской Братии, осенили себя трехкратным знамением, окропили святой водичкой из Источника, попрощались на всякий случай, зажали носы. Да и провели ревизию. Как потом про доброхота пронюхали - не знаю. Только сгорел бедолага на одном костре с теми, кто этого уж давно дожидался...
Так вот, ульмы эти не едят, не пьют, и одно только им удовольствие - поглазеть, как очередного горемыку пламени предают. Не важно, пусть даже хозяина ихнего. Все бросают, бегут, как крысы, на Пепельную площадь. Такая у них особенность. Да и много чего другого непростого в ульмах. Например, внутри они как кусок мяса сделаны. Снаружи все, что должно быть, только маленькое - нос, глаза, уши и прочие подробности. А внутри только мясо. Их многие лекари, из заумных-то, покупали да потрошили. Мясо, и все тут, никакой требухи, и костей тоже нету. Не знаю, пробовал ли кто есть...
Стоило только про костер упомянуть, как гляди, ожил, воспрянул старик. Пока я то да се, он прибрал в торбу самое важное. Одежду, пожрать, меч подпоясал и никакой фигни типа книг. Глянул с жалостью на ульма: тот продолжал раскапывать свою дрянь.
| |